- 29/07/2022
Разрядка через устрашение: как СССР пытался решить проблему НАТО
Главной угрозой на недавнем саммите НАТО была названа Россия. Почему борьба именно с ней, а не с Китаем, стала идеей, вокруг которой решили сплотиться западные лидеры? Как СССР пытался решить проблему НАТО? Об этом Фёдор Лукьянов поговорил для программы «Международное обозрение» с профессором МГИМО МИД России, историком холодной войны Владимиром Печатновым. Публикуем полную версию беседы.
– Поговорим о том, как СССР пытался решить проблему НАТО – с самого начала и до брежневских времён.
– Создание НАТО было серьёзным вызовом для советской внешней политики. Напомню, что главной задачей Советского Союза после войны было сохранение и укрепление расширившейся в результате войны сферы влияния, прежде всего в Европе. Но планировалось достичь этого без возбуждения антагонизма со стороны Запада, без возникновения враждебной коалиции с её англо-саксонским стержнем, который бы превосходил Советский Союз и его новых союзников по своим ресурсам, прежде всего экономическим. При этом ставка делалась на так называемые и явно преувеличиваемые «межимпериалистические противоречия» (в том числе – между США и Великобританией), а также на углубление общего кризиса капитализма, что отражало глубокие доктринёрские убеждения советского руководства. Известно, с каким нетерпением Сталин ожидал нового большого кризиса в США после войны, расспрашивая об этом своих американских собеседников.
Если первая задача – консолидация сферы влияния (прежде всего – в Центральной и Восточной Европе) была худо-бедно решена, то вторую решить не удалось. Эта консолидация досталась ценой резкого обострения отношений с Западом и начала холодной войны. Напомню, что стратегической целью Запада в холодной войне было как раз вытеснение Советского Союза из новой сферы влияния, возвращение его к границам 1941 г., а лучше 1939 г. Но сделать это предполагалось без большой войны с Советским Союзом – всеми средствами, кроме войны горячей, ибо воевать с СССР напрямую считалось слишком рискованно.
Вернёмся к ситуации 1949 г., к моменту создания НАТО. Соотношение сил и намерений обеих сторон были таковы. На Западе разведка и дипломатия исходили из того, что Советский Союз не будет в состоянии, даже если захочет, развязать большую войну в Европе в течение десяти-пятнадцати ближайших лет. У него нет на это ни ресурсов, ни воли, ни готовности воевать. Сталин со своей стороны тоже не считал, что стране грозит скорое военное нападение со стороны Запада и только что созданной НАТО. Сама реакция на создание этого блока была довольно умеренной. Последовало заявление МИДа и Советского правительства, в которых говорилось, что это агрессивный блок, что всё это идёт в нарушение Устава ООН и так далее, но никаких ответных мер военного характера советское руководство не предпринимало, хотя в целом соотношение сил, если брать военное его измерение, было не в пользу Советского Союза.
По обычным вооружениям страны НАТО не могли рассчитывать на успех в открытом военном противостоянии – тем более что НАТО существовало пока на бумаге, а объединённые вооружённые силы появятся у альянса лишь во время и под воздействием Корейской войны. Но Советский Союз был уязвим для атомного нападения, прежде всего – американского. До 1955–1956 гг. страна была практически беззащитной перед атомными бомбардировками США: не было толком эффективных систем ПВО, не было ещё в достаточном количестве тяжёлых бомбардировщиков для ответного удара. Американские боевые самолёты систематически и безнаказанно нарушали воздушное пространство СССР. Поэтому угрозу такого нападения нельзя было списать со счетов. К тому же в самих Соединённых Штатах велись дебаты, и даже открытые, о необходимости нанесения превентивного атомного удара по СССР, особенно после испытания первого советского атомного устройства в августе 1949 года. Возникал соблазн упреждающего, превентивного удара по Советскому Союзу до того, как он приобретёт средства доставки и создаст достаточное количество атомных боезарядов. Это, естественно, обостряло обстановку и создавало ситуацию военной опасности.
В этом свете вся советская послевоенная внешняя политика была направлена на решение главной проблемы – как ослабить эту угрозу и её главного носителя в виде НАТО. Отсюда – два основных направления внешней политики СССР.
Первое – это, естественно, создание противовеса, своего военно-политического блока, который был бы по крайней мере сопоставим, а лучше превосходил бы НАТО по своим военным ресурсам. В этом отношении работа начинается сразу после создания НАТО. В 1949 г. создаётся СЭВ, начинается экономическая интеграция. А в начале 1951 г. проходит известное совещание у Сталина с руководителями соцстран, на котором он ставит задачу форсированной милитаризации этих стран, усиления боеготовности в ближайшие три года, рассчитывая, что к тому времени США увязнут в войне в Корее и в Европе создадутся новые возможности при наличии военного перевеса. Начинается складывание военного взаимодействия с соцстранами, хотя по степени военной интеграции советская сторона отставала от НАТО.
Вторым направлением, естественно, было ослабление противника. Как тогда выражались в советских документах внутреннего пользования, надо было «расшатать» этот блок снаружи и/или «разложить» его изнутри. При этом явно недооценивалась прочность евроатлантической солидарности и взаимовыгодный характер отношений внутри НАТО. Методы использовались разные: от мягких политико-дипломатических до жёстких. Были сделаны небезуспешные попытки ограничить военное присутствие НАТО в близких к советским границам стран, например, в Норвегии, которая обещала не размещать на своей территории ядерное оружие. Этого не удалось достичь в отношении Турции, которая вступила в НАТО вместе с Грецией в 1952 году. Другой задачей было предотвращение ремилитаризации Западной Германии и её вхождения в НАТО. Потому что в Москве, как, впрочем, и в Вашингтоне, и в Лондоне, хорошо понимали, что без германской военной и экономической мощи НАТО будет не эффективной.
Здесь заметный шаг – известное предложение 1952 г. об объединении Германии на нейтральной основе как способ предотвращения интеграции Западной Германии в НАТО. План не прошёл. Более масштабные шаги в этом духе были сделаны уже после Сталина в 1954–1955 гг. связи с очередным заседанием Совета министров иностранных дел и встречей в верхах в Женеве. Советская дипломатия подготовила целый пакет договорённостей, направленных на ослабление угрозы со стороны НАТО.
Предлагалось в качестве альтернативы западному плану создания Европейского оборонительного сообщества (ЕОС) с участием ФРГ основать систему коллективной безопасности в Европе. Она предусматривала включить в Общеевропейский договор о коллективной безопасности оба германских государства, а КНР и США предоставить статус наблюдателей. Западные страны отвергли это предложение как направленное на подрыв НАТО и вытеснение США из Европы. В ответ советская позиция была скорректирована в более гибком и приемлемом для западных партнёров духе. Здесь-то и появились впервые идеи включения США в систему европейской безопасности и вступления СССР в НАТО. Планировщики МИД предложили мягкую увязку этих двух вопросов, но, дабы не выступать в качестве просителя, было решено «ограничиться выражением готовности рассмотреть совместно с заинтересованными сторонами вопрос об участии СССР в Североатлантическом договоре». В Москве считали, что ведут беспроигрышную игру: в случае отказа СССР получит пропагандистский, а в случае согласия – политический выигрыш, поскольку (как говорилось в служебной записке МИД), «… в результате присоединения СССР к Североатлантическому союзу, последний коренным образом изменил бы свой характер и был бы взорван как агрессивная, направленная против СССР группировка государств». Публично говорилось о том, что НАТО в таком случае перестанет быть замкнутой военной группировкой и будет открыта для присоединения других европейских стран. В перспективе эта система коллективной безопасности должна была привести к ликвидации военного противостояния и роспуску самого НАТО.
Замысел СССР был разгадан на Западе, отвергнувшем эти предложения. По словам генсека НАТО лорда Исмея, не могло быть и речи о принятии Советского Союза в НАТО: «В тот день, когда СССР приобретёт все качества, необходимые для принятия в НАТО, существование этой организации утратит смысл и страны-члены смогут продолжать своё сотрудничество в рамках ООН». Хотя создание ЕОС сорвалось из-за позиции французского парламента, в октябре 1954 г. были заключены Парижские соглашения, которые узаконили ремилитаризацию ФРГ и её включение в НАТО. В ответ советская дипломатия пошла на неоправданную денонсацию союзных договоров военных лет с Великобританией и Францией и заключение Варшавского договора. Но сама идея создания системы коллективной безопасности в Европе (если не взамен НАТО, то, по крайней мере, в качестве амортизатора этого блокового противостояния) сохранилась и будет развита в 1960-х гг., что приведёт к созданию этой системы безопасности на базе ОБСЕ.
Кроме того, послесталинское руководство взяло курс на улучшение отношений с натовскими странами, в том числе ключевыми – Великобританией, Францией, а затем и с ФРГ. Сейчас трудно поверить, но во второй половине 1950-х – начале 1960-х гг. именно Великобритания была нашим главным торгово-экономическим и научно-техническим партнёром на Западе – как по объёмам товарооборота, так и по разнообразию и интенсивности связей. В наших архивах хранятся интересные документы о том, как основательно, на межведомственной основе верстались пятилетние планы этого сотрудничества с англичанами. Новую надежду на развал НАТО дал выход Франции из военной организации альянса в 1966 г., сопровождавшийся советско-французским сближением.
Но вместе с этой мягкой линией ослабления напряжённости и расшатывания НАТО у советского руководства – особенно у самого Хрущёва – наметилась гораздо более амбициозная, наступательная стратегия в отношения Запада и НАТО в частности. Мой американской коллега Джон Гэддис назвал эту стратегию «разрядкой через устрашение».
Речь шла о том, чтобы использовать обострение ситуации вплоть до угрозы ядерной войны для получения уступок от Запада по германскому и другим вопросам. Первым эту линию хрущёвского руководства подробно проанализировал в своей большой книге покойный академик Александр Александрович Фурсенко. А совсем недавно в журнале «Восток» (я всем рекомендую) вышли две капитальные статьи Петра Петровича Скороспелова – директора РГАСПИ – где на новых документах очень убедительно показывается, насколько далеко идущей и рискованной была эта стратегия Хрущёва, которую он сам называл так: «особый способ осуществления внешней политики путём угрозы войны империалистам». Эта стратегия балансирования на грани войны была связана с НАТО в том смысле, что, если бы в результате этого ядерного блефа Соединённые Штаты дрогнули, то последствия для альянса были бы катастрофическими. Ведь в основе НАТО лежит очень простая идея – американские гарантии безопасности европейским странам. В Москве считали, что если удастся показать фиктивность, бумажный характер этих гарантий, то вера союзников в гарантии США рухнет, а вместе с ней и сам блок. Последовала серия региональных кризисов, спровоцированных во многом самим Хрущёвым, который пользовался возникавшими для этого возможностями. Главной моделью стал Суэцкий кризис 1956 г., когда Хрущёв послал англичанам и французам знаменитую «ракетную ноту» с требованием остановить агрессию против Египта, иначе против них будет использовано ракетное ядерное оружие. И хотя не меньшую роль в пресечении этой агрессии сыграла позиция США, которые не поддержали эту акцию своих союзников по НАТО, Хрущёв приписал все заслуги себе. На заседании Президиума ЦК он выразился в том духе, что уже по одному запаху воздуха в Лондоне и Париже была ясна реакция этих кругов на его ультиматум. Суэц вдохновил Хрущёва и его окружение на продолжение этой линии.
Она была разыграна на следующий год в кризисе вокруг Сирии, потом вокруг Тайваньского кризиса 1958 г., а затем в Берлинском кризисе 1958–1961 гг., который стал одним из самых опасных кризисов всей холодной войны. Мы много говорим о Карибском кризисе, но ситуация лета-осени 1961 г. была не менее опасна с точки зрения угрозы возникновения войны, на сей раз уже не советско-американской, а именно войны Организации стран Варшавского Договора (ОВД) и НАТО – войны в самом центре Европы.
Напомню, что хрущёвский ультиматум заключался в том, что если западные державы в течение полугода не пойдут на признание ГДР, он подпишет мирный договор с ГДР, а там уже восточные немцы будут определять режим Западного Берлина, включая военное присутствие в нём западных союзников. Недавние публикации, в том числе Скороспелова, и данные архивов Чехии и Польши показывают, что в это время ОВД проводила масштабное командно-штабное учение под кодовым названием «Буря», которое как раз и исходило из этого сценария: мы подписываем мирный договор, ГДР перекрывает доступ союзникам в Западный Берлин, союзники пытаются пробить туда коридор с использованием обычных сил и вооружений. Этого не получается и тогда они прибегают к использованию тактического ядерного оружия по объектам ОВД в Центральной и Восточной Европе. А дальше прогнозировалась уже большая эскалация, обмен ядерными ударами между СССР и США с непредсказуемыми последствиями.
И это были не просто гипотезы. Из американских документов известно, что в Вашингтоне очень пристально следили за ситуацией и в самом деле разрабатывали подобные планы: создание коридора путём направления вооружённого американско-натовского конвоя в Берлин, а в случае возникновения обычной войны с конвенциональными силами возможность прибегнуть к ядерному оружию, в том числе и в превентивном порядке. Так что вероятность большой и даже ядерной войны была вполне реальной, особенно с учётом того, что американцы планировали силовой демонтаж Берлинской стены, которая начала строиться в августе. Поэтому знаменитое противостояние американских и советских танков у КПП «Чарли» в Западном Берлине в октябре 1961 г., было только вершиной айсберга. Тем более что всё это происходило на фоне призыва резервистов армии США и возобновления советских ядерных испытаний, включая демонстративный взрыв на Новой Земле знаменитой «царь-бомбы» в 50 мегатонн – самого мощного ядерного заряда в истории. К чести Хрущёва нужно сказать, что, видимо, поняв, что риск слишком велик, он сначала продлил срок своего ультиматума, а затем вообще отказался от идеи подписания мирного договора с Германией, и ситуация была постепенно спущена на тормозах.
– Этот период – действительно, самый опасный и включал не только Карибский кризис, но и другие. Ощущение такое, что после него наступила какая-то стабилизация, баланс. Во второй половине холодной войны таких опасных моментов уже не было?
– Да, это было связано со многими причинами. Сам Хрущёв извлёк урок из Карибского кризиса и прекратил эту политику ядерного блефа. В ходе переписки с Кеннеди по урегулированию этого кризиса он поднял вопрос о заключении пакта о ненападении между НАТО и ОВД, а в перспективе – о роспуске военных блоков. Был взят курс на снижение ядерной угрозы: Московский договор 1963 г. о запрещении ядерных испытаний в трёх средах, горячая линия с Вашингтоном. Так что мини-разрядка началась ещё при Хрущёве. Но пришедшее ему на смену брежневское руководство тоже извлекло уроки из хрущёвского авантюризма, поставило ему в вину нагнетание обстановки и приближение угрозы большой войны. Поэтому новое руководство вело себя более осторожно, более расчётливо, и основной упор был сделан на наращивание стратегического потенциала. Карибский кризис показал, как далеко СССР отстаёт от Соединённых Штатов не только в качественном, но даже в количественном измерении по стратегическим ядерным силам.
Обострением можно считать события вокруг Чехословакии 1968 года. Но они показали, что НАТО не была к ним готова и реагировала на них очень вяло. Никаких серьёзных военных приготовлений, попыток использовать ситуацию для своего вмешательства, в общем-то, не было. И войска ОВД не подходили близко к соприкосновению с силами НАТО. Так что этот кризис обошёлся малой кровью.
А дальше началась уже новая полоса в отношениях с Западом и с НАТО. Они стали меняться, потому что изменилась стратегия советского руководства. С учётом угрозы войны на два фронта во время обострения с Китаем курс был взят на сближение с Западом, прежде всего с Францией и ФРГ, в ответ на «новую восточную политику» Вилли Брандта. В результате натовская проблематика и проблема угрозы со стороны Запада отошли на задний план на довольно длительное время. Задачу подрыва НАТО сменил курс на ослабление блокового противостояния. Началась даже военная разрядка: известные соглашения по стратегическим вооружениям, ПРО, венские переговоры между ОВД и НАТО о сокращении обычных сил и вооружений в Европе. Но это продолжалось довольно недолго.
Военная разрядка не зашла далеко. Документы показывают, что наше военное планирование продолжало придерживаться наступательной линии. Больших военных учений в Европе стало меньше, но, тем не менее, военные приготовления продолжались.
С середины 1970-х гг. разрядка идёт на спад. Сначала рост соперничества в третьем мире, потом кризис в самой Европе вокруг «евроракет» между ОВД и НАТО, во многом спровоцированный нашим размещением нового оружия в Европе. А потом начинается уже рейгановский период и вторая холодная война, новый этап наступления Соединённых Штатов, оживления НАТО и новое нависание военной угрозы. Здесь пиком была осень 1983 г., связанная со сбитым южнокорейским лайнером и с программой СОИ (Стратегическая оборонная инициатива), которую выдвинул Рейган, а также с масштабными учениями НАТО под кодовым названием «Умелый лучник», в которых разыгрывался сценарий в том числе и ядерной войны с Советским Союзом. Всё это снова обострило ситуацию. Мы знаем, что советское руководство тогда всерьёз готовилось к упреждающему удару со стороны США и НАТО.
Но за этим последовал новый период, связанный с «перестройкой», с новой советской внешней политикой. Снова натовская угроза уменьшается в размерах, так что мы видим явную закономерность: НАТО всегда оживала в условиях усиления враждебности и, напротив, ослабевала и уходила на задний план в периоды ослабления напряжённости и, пусть и временного, но сближения Советского Союза с западными странами.
– Стремительная деградация и исчезновение советской угрозы и Варшавского договора для НАТО были сюрпризом, как я понимаю? Буквально до последних месяцев 1990–1991 гг. все продолжали полагать, что «да, у них там плохо, временные сложности, но они ещё ого-го». Этот приятный, но сильно неожиданный сюрприз как-то повлиял на западную психологию?
– Были оценки, и довольно проницательные, американской, британской дипломатии и разведки, которые видели, что ОВД находится в глубоком кризисе. Перспектива его распада уже просматривалась, хотя темп этих событий, скорость, с которой они развивались, действительно были сюрпризом. Но сюрпризом приятным для Запада, для НАТО, потому что они приписывали результаты краха ОВД и распада Советского Союза своим собственным усилиям. Сдерживание, дескать, сработало.
Хотя, по моему убеждению, главную роль сыграла не столько жёсткая сила, сколько мягкая. В этом измерении преимущество было на стороне Запада. НАТО и Запад потом быстро приспособились к новой ситуации под руководством США при Джордже Буше – старшем. В целях сохранения НАТО надо было обновить функцию альянса, придать ему новые задачи и цели. Начался разворот НАТО на Восток с известной программы «Партнёрство во имя мира» и создания Совета евроатлантического партнёрства, в котором Россия поначалу принимала участие. Так что НАТО стало приспосабливаться к новой ситуации в попытках влиять в том числе и в военном отношении, в отношении военного строительства на то, что происходит в бывших странах – членах ОВД.
– Если немного вернуться назад, в период более-менее нормального существования ОВД, советское руководство союзникам по-настоящему доверяло? Были какие-нибудь документы, которые свидетельствовали о том, что они как бы не очень верили в надёжность восточноевропейцев?
– Вряд ли существовали документы, в которых открыто выражались подобные сомнения. Есть отрывочные данные о военном планировании ОВД, по которым на бумаге всё выглядело неплохо. В ходе наступательной операции в ответ на нападение НАТО войскам Чехословакии и ГДР предписывалось вторжение на территорию ФРГ, поляки должны были легко захватить Данию и так далее. В реальности, я думаю, полной уверенности в успехе не было, как и полного доверия к восточноевропейским союзникам. И в этом была одна из уязвимых особенностей строения ОВД по сравнению с НАТО. Всё-таки настоящей координации и консультаций, в том числе по вопросам военных планов и ядерного планирования, не было. Военные планы разрабатывались в Москве и не доводились до союзников. Доводились тактические планы в рамках командно-штабных и других военных учений, которые проводились. Но большие стратегические планы оставались для союзников тайной.
К тому же их очень тревожило то, что большинство этих учений исходили из того, что основные военные действия будут происходить на территории Западной, Восточной и Центральной Европы, не задевая особо территорию Советского Союза. То есть они оказывались под ударом, будучи не полностью информированы о том, как поведёт себя Советский Союз в этой ситуации. Интересно при этом, что информированность советского руководства о планах НАТО благодаря хорошо поставленной разведке, как сейчас становится понятно, была высокой. Там были агенты ГДР, которые работали в самом Брюсселе довольно близко к принятию решений. Натовцы тоже были кое в чём информированы; в частности, утечки происходили через представителей Польши в командовании ОВД. Небезызвестный полковник Куклинский был источником важной информации, хотя, мне кажется, всё-таки мы были лучше информированы о происходящем в НАТО, чем НАТО об ОВД.
Вообще – проблем с ОВД было довольно много. Были попытки реформировать эту систему управления сделать её более гибкой, эффективной и многосторонней.
Даже предусмотренная договорённостями ротация высшего военного руководства по странам не проводилась, оно оставалось целиком советским. ОВД уступала НАТО по степени согласованности действий и взаимного доверия между своими членами. Основные решения принимались в Москве без реальных консультаций с союзниками. Это делало внутриблоковые отношения менее надёжными, особенно, в критический момент.
Думаю, полной уверенности в Москве, что в случае большой войны те же самые поляки, венгры или болгары не подведут, не было – в отличие, скажем, от восточных немцев с их дисциплиной и исполнительностью.